Родовое отделение здесь имело форму полукруга: в середине – сестринский пост, по обе стороны от него, веером – одиночные палаты. За закругленной стойкой сидели три медсестры, две – белые и полные, одна – чернокожая и очень худая. Негритянка списывала какие-то данные с компьютера, белые вполголоса о чем-то разговаривали между собой.

Санитар подвез каталку к стойке, постучал костяшками пальцев, чтобы привлечь внимание медсестер, и, помахав рукой, попятился в коридор.

– Дамы, она ваша!

Инес снова пронзительно закричала.

– Х-х-х – х-х-хи-и-и-и! – громко дышала она. – Х-х-х – х-х-хи-и-и-и!

К ней поспешила одна из белых медсестер.

– Не беспокойтесь, милочка, все будет хорошо! Мы для вас уже и палату приготовили… – Она помогла Инес встать с каталки и повела ее в одну из пустых палат, на ходу включая свет.

– Да что у вас за больница такая? – воскликнул Хорхе, оглядываясь вокруг.

Стены палаты были разрисованы ярко, словно в детской; со всех сторон улыбались роженице клоуны в цветастых нарядах… вот только клоуны неприятные, даже злые на вид. Неестественно густые и изломанные брови, глубоко посаженные глазки-буравчики. Злорадные ухмылки на размалеванных харях.

– Все родовые палаты у нас оформлены как детские. Мы хотим, чтобы и мама, и малыш чувствовали себя здесь спокойно, как дома.

«Спокойно?» Злобные клоуны наводили на мысли о чем угодно, только не об уютном доме!

Или, быть может, он поддался фантазии? Нервы на взводе, вот и мерещится невесть что?

Но нет – по лицу Инес Хорхе ясно видел: она чувствует то же самое.

Он взглянул на дверь в туалет. Рядом с ней кривлялся и скалился жирный клоун – белолицый демон с острым языком меж огромных зубов.

Хорхе похолодел. Что там говорил страховой агент? Может потребоваться дополнительная плата, и она будет очень, очень высока?!

Медсестра помогла Инес раздеться, влажной губкой вытерла кровь, натянула на пациентку больничную ночную рубашку и помогла лечь. Быстро осмотрев ее, сообщила: шейка расширена на три сантиметра, ребенок родится сегодня.

Инес вцепилась ей в руку.

– А почему кровь?

– О, это бывает не так уж редко. Впрочем, сейчас придет доктор и осмотрит вас как следует. Тогда мы будем знать больше.

Медсестра вышла, и они остались вдвоем. Свет в палате, как и везде в больнице, был приглушен: Хорхе понимал, что это обычная больничная практика по ночам – свет не гасят совсем, но приглушают, чтобы пациенты могли расслабиться, – и все же тусклые, едва горящие лампы на потолке заставляли его нервничать.

– Мне здесь не нравится, – слабым голосом проговорила Инес. – Что-то не так.

– Давай я позову медсестру. Где болит?

– Нет, – ответила она. – Что-то не так с этой больницей. Все неправильно. Никого не волнует, что у меня кровь. Меня не осмотрели в неотложном отделении, а просто привезли сюда и бросили… – Она осеклась на полуслове, сморщилась и снова принялась громко дышать: – Х-х-х – х-х-хи-и-и-и! Х-х-х – х-х-хи-и-и-и!

– Черт побери! – проговорил Хорхе. – Где мониторинг? Они же должны следить и измерять продолжительность схваток! Я пойду найду медсестру и…

В этот миг в дверях появилась, загородив собой проход, внушительная фигура медсестры.

– Доктор пришел! – объявила она и посторонилась, уступая дорогу.

В палату вошел высокий человек в докторском халате. Вот только халат на нем был совершенно черным, а лицо закрывала маска безумного хохочущего херувима.

Инес страшно закричала.

– Что происходит? – воскликнул Хорхе. – Мать вашу, что здесь такое творится?!

– Заткнись! – приказал доктор из-под маски диким, визгливым голосом.

«Голосом клоуна со стены», – подумал Хорхе, и эта мысль пробрала его до костей. Он схватил Инес за руку, помог ей сесть.

– Мы уходим. Найдем другую больницу.

– Никуда вы не пойдете! – объявил доктор.

Хорхе не понял, когда и откуда в палате появились двое дюжих санитаров. Очень странных. Вместо белых халатов или другой медицинской одежды на них были длинные плащи и широкополые шляпы. По кивку «врача» они схватили Хорхе за руки.

– Отпустите меня! – вскричал он.

– Вколите ему успокоительного! – тем же безумным голосом приказал «врач». – У него истерика!

В тот же миг ему задрали рукав, Хорхе ощутил прикосновение ватки, смоченной в спирту, и мгновенную боль укола.

Вошли гуськом три медсестры. Черная и костлявая принялась раскладывать на металлическом подносе в ногах кровати набор каких-то жутких медицинских инструментов. Инес теперь не только кричала – она отбивалась, пыталась бежать; но две огромных медсестры навалились на нее и распластали на кровати, а «врач» в маске развел ей ноги и пристегнул скобами к прикроватным столбикам.

Хорхе отчаянно рвался из рук «санитаров», однако вскоре ослабел, и если б «санитары» не держали его с двух сторон, рухнул бы на пол. Под действием укола он не мог даже кричать.

Зато видел все.

Да, видел он все.

Много часов спустя – после того, как его швырнули на стул у кровати, после того, как Инес, сорвав голос в крике, наконец лишилась чувств, – пока «медсестры» вытирали кровь и уносили инструменты, «врач» подошел к нему со свертком в руках. Несколько мгновений Хорхе тупо смотрел на забрызганную кровью черную робу «врача», на безумную ухмылку ангела на маске. «Доктор» протянул ему сверток – и Хорхе увидел крохотного младенчика. Ребенок отчаянно кричал, бил по воздуху ручками и ножками; из дыры меж его ног – там, где должен был быть крошечный младенческий член и яички – хлестала кровь.

– У вас девочка! – объявил «врач».

II

После рождения ребенка Хорхе стал сам на себя не похож. О ребенке он почти не говорил; если же говорил, в голосе его звучала глубокая скорбь. Наверное, был и гнев, но гнева он не выражал. Прежний беззаботный весельчак превратился в призрак самого себя – в угрюмого, молчаливого человека, придавленного горем.

Несколько дней его история занимала первые страницы местных газет и первые места в теленовостях. Полиция и следователи допросили едва ли не весь персонал районной больницы Дезерт – всех, кто мог войти в контакт с Хорхе и Инес или хотя бы их видеть, всех, кто имел отношение к неотложной помощи; но не нашли и следа медсестры по имени Ф. Хэмлин или санитаров, отвезших их в другую больницу.

Районную больницу Уолтцер тоже не нашли. Ее попросту не существовало: о ней не было никакой официальной информации, в медицинском сообществе о ней никто никогда не слышал.

Постепенно тон новостей и газетных статей начал меняться – от праведного гнева к циничному недоверию; под конец Хорхе уже никто не верил, и ходили слухи, что их с Инес вот-вот привлекут к ответственности за увечье, нанесенное собственному ребенку, и еще целую кучу преступлений.

Хант и Эдвард, разумеется, верили каждому слову своего друга. Как и Бет, и Джоэл, и Стейси. Большинство коллег-рабочих тоже были на его стороне, хотя Лен – тот, похоже, чересчур хорошо вжился в роль Стива – держался с ним нарочито сурово и бесчувственно.

Неделю спустя с утра Хорхе во дворе администрации не появился. Допив свой утренний кофе, Хант отправился за разъяснениями к Лену и услышал: Хорхе в отпуске из-за стресса, Хант теперь будет работать с Майком Флори. Из-за отсутствия Эдварда и Хорхе обрезчикам не хватало рабочих рук, так что теперь они работали бригадами из двух, а не из трех человек.

«Отпуск из-за стресса».

Жаль, от стресса Хорхе не застраховался.

Хант несколько раз звонил другу; никто не брал трубку. Отправился к Маркесам домой, позвонил в дверь… Ему не открыли.

– Не дергай их сейчас, – посоветовала Бет. – Пусть придут в себя.

– Конечно, верно, – ответил Хант.

Но не думать об этом не мог. Эдвард искалечен и лежит в постели. Хорхе, подавленный горем, никого не хочет видеть.

Двое выбыли. Остался один.

III

– Знаешь, – говорил Хант, – в сравнении с тем, что случилось с Эдвардом и Хорхе, нам еще повезло. Мы легко отделались.